Легко ли соболю, когда полёвок нет?

Каждый год по-своему уникален, но про 2018 можно сказать: "Подобного в истории заповедника не было никогда". Да и на моей памяти, которая существенно длиннее истории Вишерского заповедника, такого тоже не было никогда. Великая депрессия грызунов, которая случилась летом 2018 г. и продолжилась до весны 2019 г. больно ударила по пернатым и мохнатым хищникам. Им просто стало некого есть. Пострадали совы, которых итак много не бывало, пострадали и куньи. Сколько соболей и прочих куньих погибло за зиму неведомо, но то, что пережившие зиму весной двинулись к людям, говорит о многом. Соболя потеряли страх перед человеком – лишь бы выжить.

В конце апреля 2018 года на кордоне Лыпья зверьки постоянно попадались на глаза, а возле избы стационара вертелись целых три лесных "кота". Чтобы как-то отвлечь соболей от постоянного рыскания по чердаку в поисках съестного я раскладывал возле дома часть собственной трапезы и хищники, не задумываясь, ели рожки, рис, чечевицу – лишь бы был какой-то жир. Но объяснить соболям, что после угощения надо вести себя прилично, было невозможно, поэтому ночью благодарные "коты" устраивали тарарам на чердаке и в сенцах. Временами с потолка начинал сыпаться песок – это они пытались рыть норы на чердаке. А вопили они, выясняя отношения, весьма похоже на обычных мартовских котов, может быть чуть менее голосисто.

Первые дни соседство с соболями радовало и удивляло, а потом стало напрягать. Невольно на ум приходили мысли о птицах, которые станут их добычей, как только прилетят, и гнёздах с птенцами, которые они разорят вследствие продолжающегося отсутствия грызунов. Инспектора заповедника проследили по следам на болоте в  пойме реки Большая Мойва, как соболь задавил крупного глухаря во время токования. Зверь прыгнул на несчастного петуха, пока тот самозабвенно отдавался песням весны и даже поднимался с ним в воздух, поскольку глухарь гораздо крупнее и тяжелее хищника и не мог погибнуть мгновенно...

Колебания численности мелких млекопитающих давно являются предметом исследований териологов. Но происходящее на Северном Урале, по всей видимости, выходит за традиционные рамки. Сфотографировать соболя в природе всегда считалось невероятной удачей. Сейчас же такая фотосессия возможна даже без серьёзной оптики – при помощи телефона.

Как известно, грызуны являются добычей многих хищников, даже в питании волков в летнее время они играют заметную роль. Поэтому во время депрессии этой незаметной мелкоты перед хищниками встаёт проблема выживания. Обычно они пытаются переключаться на другую добычу, например зимующих тетеревиных птиц. Но на Вишере и эта группа в последние годы вследствие ряда неблагоприятных холодных лет и пресса хищников (всё тех же соболей) находится в упадке.

В итоге на кордоне Лыпья  весной 2019 года соболей можно было видеть многократно в течение одного дня. Звери шерстили дома, даже грызли сухари, не говоря уже о специально выставленном для них угощении.

Невольно вспоминаются те времена, когда соболиные шкурки были мягким золотом, востребованным по всей Европе. Теперь они стали малоценным товаром. В результате звери развелись, и в некоторых местах стали нарушителями баланса экосистемы. Впрочем, возможно экосистема стала такой, какой она была 300–400 лет назад. Хотя конечно я размечтался, для такого чуда надо ещё обнулить плачевные результаты современного лесопользования и многое другое…

Как повествует В.Н. Шнитников, в 1595 царь Фёдор Иоаннович своему послу в Вену дал 40 000 соболиных шкурок, не считая прочей мягкой рухляди. Тогда меха заменяли нынешние нефть и газ России. Ареал же соболя почти доходил до Москвы. Аборигены Сибири и камчадалы больше ценили крепкие собачьи шкуры, а «никчёмными» собольими до встречи с русскими промышленниками подбивали лыжи…, и смеялись над глупостью русских, дающих железный топор за дюжину собольих шкурок. Но впрочем, с освоением Сибири картина стала быстро изменяться: в 19 веке вся Сибирь с Камчаткой давали только 100 000 шкурок против 200 000 с того небольшого участка Азии, который был освоен русскими в 16 веке. А в 1914 г. со всей империи были добыты только 35 тысяч шкурок.

В царской России начала 20 века цена на шкурку соболя колебалась в зависимости от качества в пределах 25-100 рублей золотом. А в 1928 г. одна шкурка соболя была продана в Лондоне за 12 000 рублей.

В советские времена был введён запрет на добычу соболя, были созданы несколько целевых заповедников по этому виду, в том числе знаменитый Баргузинский. Об экосистемном подходе тогда ещё не задумывались. А разрешили охоту на соболя в 1941 г. по вполне понятным причинам. Это право получили только штатные охотники со специальными удостоверениями. Впоследствии это право получили и любители, но сохранялась государственная пушная монополия.

Соболей активно расселяли. Например, в районе притока Вишеры реки Вёлс в 1953 г. выпустили 94 баргузинских соболя для улучшения местной популяции, которая относилась к тобольскому кряжу с невысоким качеством меха.

Пушнина была востребована в стране до развала СССР. Существовали коопзверпромхозы, куда её сдавали по вполне привлекательным ценам штатные охотники и любители, некоторые из этих предприятий работали ещё в нулевые годы. В 80-е годы многие знакомые лесники Комсомольского заповедника в свой отпуск охотились на своих участках и умудрялись на сданных в коопзверпромхоз шкурках зарабатывать сумму равную или превышающую годовую зарплату – в заповедниках всегда платили слёзы. 

Теперь система исчезла, в мире снизился интерес к мехам, хотя нельзя сказать о его полном исчезновении. Житель глухой провинции в редком случае может найти перекупщика, который даст за шкурки достойную цену. В итоге соболя стали никому не нужны. Вот и получается, что по каким-то признакам экосистемы выходят на стародавний уровень. Жаль не у кого спросить, сколько в 16 веке водилось на Вишерском Урале глухарей, тетеревов и рябчиков, поскольку на них почти не охотились. Тот же глухарь из-за смолистого привкуса мяса считался малосъедобным.

Как известно, соболь является ближайшим родственником лесной куницы, мех которой тоже всегда был в цене. На Урале оба вида соседствуют и легко скрещиваются. В Вишерском заповеднике например, их гибриды – кидасы, по данным С.В. Зимина, встречаются чаще чем куницы. Но куница не столь сильно зависит от численности мелких грызунов, поскольку ведёт более древесный образ жизни и достаточно удачно охотится на белок, а численность их в настоящее время совсем не в упадке. Соболю же охотиться на белок совсем непросто, хотя и лазает он по деревьям и чердакам, но далеко не так ловок как куница. Но что не сделаешь, если есть нечего: по данным С.М. Сокольского в Печоро-Илычском заповеднике в обычные годы доля белки в питании соболя составляет порядка 7%, а у куницы – свыше 16%. Понятно, что эти пропорции возрастают в неблагоприятные годы. Доля полёвок и прочих мелких зверьков в питании соболя в обычные годы составила более 60%, а у куницы порядка 55%. Хотя в целом очевидно, что обоих видам зимой 2019 было несладко.

Прошло 4 года, ситуация с соболями и грызунами повторилась. Теперь остаётся надеяться, что год будет благоприятным и звери и птицы восстановят свою численность, не будет морозов, суховеев и ураганов. Хотя мы, люди, своим бездумным отношением к природе в последние столетия, конечно, не заслужили доброты от стихии.

Василий Колбин,

 научный сотрудник заповедника "Вишерский", орнитолог

Фото автора